Ктото мог бы назвать его безнадежно старомодным, хотя сам он никогда не рассматривал подобные вещи с позиций моды. Да, он убивал, выполнял грязную, удручающую работу, годами общался с полнейшими дегенератами.
Резко развернувшись, он снова вышел на крыльцо, заливаясь краской стыда и смущения от того, что только что лицезрел. Вот такой он был, ничего не попишешь.
Ктото мог бы назвать его безнадежно старомодным, хотя сам он никогда не рассматривал подобные вещи с позиций моды. Да, он убивал, выполнял грязную, удручающую работу, годами общался с полнейшими дегенератами.
Это была среда его обитания жестокость, грязь, смрад. И все же за всю свою жизнь он видел только трех обнаженных женщин, одна из которых была к тому же его женой. Как же ему хотелось, чтобы он не видел сейчас эту девушку. По силе это было сродни тому изматывающему чувству голода только бы не видеть ее в этой постыдной наготе! Но еще он хотел, просто жаждал снова увидеть ее, боготворить ее и обращаться с ней с должной нежностью и любовью. Независимо от того, что делала и как все это могло быть воспринято со стороны. При этом он видел не только ее наготу, и сейчас мог бы признать, что она не так уж сильно отличалась от многих других женщин, которых он повидал в своей жизни, хотя бы на картинке. Маленькая, аккуратно сложенная молодая женщина с приятным лицом, песочнокоричневатыми волосами, собранными сзади в пучок.
А он стоял там и глазел. Внезапно у него перехватило дыхание от того, что он увидел. Знаете ведь как бывает. Но истинная красота, совершенство это всегда при них, и вы обязательно их увидите, если будете смотреть достаточно долго. Вы их увидите и распознаете вне зависимости от того, что смогли узреть раньше. Даже если вам в оба глаза попало столько мусора, что одним вы вообще ничего не видите, а второй различает лишь самую малость, что перед ним. Багз простоял на крыльце не меньше десяти минут наполовину одурманенный, чувствующий головокружение, погруженный в свои собственные грустные мысли, когда до него донесся звук закрываемой задней двери.
Звук этот вывел его из забытья, напомнил грустные факты о том, кто он и как здесь оказался. И тогда он снова постучал поспешно и громко. Багз проследовал за ним через прихожую, и вскоре они оказались в помещении, которое, судя по всему, некогда служило доктору чемто вроде кабинета.
Заместителю шерифа было лет под тридцать. На нем были розоватобежевая рубаха с черным галстукомбабочкой и синие брюки из саржи. Манжеты брюк были небрежно заткнуты в сапоги. Круто изогнутые брови придавали лицу забавное, даже какоето озорное выражение. Ровные белые зубы сжимали кончик длинной тонкой сигары. Ну, тогда, может, сигару? Похоже, вы любитель сигарет, не так ли? Сказано это было легко, беззаботно, вроде бы для поддержания беседы.